Мой друг – Тишина - Игорь Сотников

Но Ростик ничего не слышит и даже не видит, а ведомый своей интуицией, следует за Точем, который, в конце концов, и приводит их обратно в паркинг к машине. Ну а когда изменяется твой ход по жизни или по дороге, то и блуждающие в голове мысли, не могут не принять новую реальность и не проследовать вслед за твоими ногами, которые остановившись, дали мыслям больший манёвр для раздумий. Которые, думать не надо, а начинаются с начальной буквы алфавита, с которой и обратился ко всем Ростик: «А…».

Но почему-то, следовало ожидать того, что ему не дадут договорить или же сказать «б», что, в общем-то, так и случилось при появлении вслед за ними, в слегка потрёпанном виде Тишины. Что, конечно, не отменяло того, что Ростик перенаправив свой вопрос, может произнести своё «б», уже в другом контексте, но вмешавшийся Точь, со своим ехидством, перебил его.

– Что-то ты долго и даже заметно. – В словах Точа, явно проскальзывал намёк на несовершенство костюма Тишины, который всегда выпячивал вперёд свою аккуратность во всём.

– Это отголоски их настырной активности. А без этого, сам знаешь не обойтись. – Ответил улыбающийся Тишина, поправляя и застёгивая пуговицы на своей рубашке. После чего наступает небольшая пауза для осмысления того, чего каждый в отдельности и, в общем, хочет осмыслить, где Тишина приводит себя в порядок, ну а все остальные смотрят на него. Что, конечно, не проходит мимо внимания Тишины, который улыбнувшись, не может смолчать и заявляет, что он, конечно, всегда знал, что пользуется большим успехом, как среди женского, так и другого любознательного пола, но всё же хотел бы знать, а что у них других дел, как пялиться на него, что ли нет.

– А мы, знаешь ли, хотим тебя послушать. – Само собой, Точь решил съязвить в ответ.

– Значит, хочешь послушать. —Тишина внимательно посмотрел на Точа. – Ладно, слушай. А наши дела складываются таким образом, что, судя по всему, по горячим следам нам не удалось его обнаружить. Из чего я делаю вывод, что придётся нам открывать новое дело и начинать расследование.

– Так нечего было заниматься всякой беспечностью. – Последовал недовольный ответ Точа, на который в свою очередь недовольно ответил Тишина:

– Я тебе сколько могу повторять. Где меня нет, а стоит один шум и хаос в голове, я бессилен и не могу ничего увидеть.

– Да я знаю. – Неожиданно тихо и даже смиренно ответил Точь. – Просто… опять придётся вытрясывать душу.

– А без этого не бывает. Но ничего. От нас он не уйдёт. —Похлопав Точа по плечу, заявил Тишина.

– Да вы про кого? – Резко спросил Ростик, которому, по всей видимости, уже надоели все эти загадки и недосказанности. На что Тишина и Точь переглянулись, после чего Тишина, приблизившись к Ростику, ухватив его плечи, внимательно посмотрел ему в глаза и, убедившись в чём-то своём, медленно заговорил:

– Это тот, кто… – Но вдруг внезапный окрик Точа: «Смотрите!», не дал Тишине договорить, заставив всех в тот же момент отреагировать и посмотреть на это его смотрите.

А посмотреть действительно было на что. И хотя общая картинка из стоящих в своём парковочном виде автомобилей, ничем особенным не могла похвастаться и все машины стояли в точно очерченных для стоянки местах, то при детальном рассмотрении рядом с ними пристроившегося такси, можно было кое-что заметить, что и заметил Точь. А заметил он, что из окна этого припаркованного такси, на них ухмыляясь, смотрела нарисованная на заднем боковом стекле малосимпатичная рожица. В чём, конечно, опять же ничего удивительного не было, при наличии на улицах такого огромного количества талантливой молодёжи, которой, дай только повод проявить свою креативность, и она не подведёт. Ну а за поводами далеко ходить не надо и любая замызганность автомобиля, тут же находит свою мимо проходящую находчивость, которая, не успел даже водитель зайти за угол, как уже написала на стекле машины своё послание ему: «Помой меня!».

Что, в общем-то, и в данном случае можно было приписать за дар этому серому миру какого-нибудь весельчака, которому решительно скучно стало расставаться с платой за проезд, и он решил, что надо таким весёлым способом, отблагодарить водителя за его быструю езду по грязным лужам. Всё, конечно так, да вот только эта весёлая рожица была нарисована не на грязной поверхности стекла, которое было даже очень чистым, а она была выдавлена на морозной изморози, покрывшей стекло двери машины. И вот это-то обстоятельство и вызвало живейший интерес у Точа, с которым он и призвал своих спутников посмотреть на это.

– Он здесь был. – Только и сказал Тишина.

Глава 5

Сумерки встреч.

Не трудно заметить, а ещё труднее пройти мимо того факта, что не только окружающий мир определяет наше умонастроение, но и сама внутренняя душевная константа, накладывает свои краски на внешний мир. Что, видимо, учёл следовавший своим путём одинокий прохожий, который, не смотря на ясность погоды, вооружившись зонтом, с помощью его скрывал не ясность и нахмуренность своего лица. При этом этот одинокий прохожий не слишком спешит раскрываться и медленным шагом, под прикрытием своего зонта, который опущен до уровня его глаз, следует от одного шумного людского барного пристанища, скорей всего к другому, до которого, судя по выбранному им маршруту, можно добраться лишь путём различных подворотен.

И хотя такой путь не только скучен, тёмен, но и нередко опасен для одинокого путника, то он, судя по всему, не то что не учитывал эти возможности, а скорее всего, решил не обращать на них внимание и, заставляя считаться только с собой, большее значение придавал своей хмурости настроения или характера, который опираясь на его внутреннюю силу и мотивы, сам и нёс угрозу окружающему. Так что, наличие в его руках зонта, пожалуй, имело своё приложное обоснование, не давая раньше времени или лучше сказать, вне зависимости от окружающей погоды, не позволяет промокнуть слишком любопытным, так спешащим заглянуть туда, куда их не просят прохожим. Ну а то, что одинокий прохожий, надвинув на свои глаза зонт, тем самым отстранился от внешнего мира, то это как раз и говорило об этом многом, куда не просят.

Но зонт, это всего лишь внешняя оболочка, создающая только первую видимую стену прикрытия, когда как будоражащие ум одинокого прохожего, свойственные всякому одиночеству мысли, уже создают вторую стену – трудно пробиваемую капсулу автономии, не позволяющую без его разрешения, проникнуть к нему под зонт. Ну а всё это его окружение, в свою очередь позволяет ему, не спеша, глядя себе под ноги, тем же темпом поразмышлять над любыми вещами или на крайний случай над тем, куда он или тот встречный человек, так безрассудно, прямо сейчас встаёт у него на пути.

– Смотри куда прёшь! – налетев на это одиночество под зонтом, не смея терпеть на своём пути вообще никого, заорёт этот безрассудный прохожий, сбившийся со своего, теперь не столь прямого пути. Но одинокий прохожий, не то что не успевает, а он даже не спешит аргументированно, с указанием точных адресов, ответить этому торопыге, как тот, заметив, что окружающая безлюдная обстановка, да и молчаливый характер этого типа с зонтом, не слишком способствует конструктивности диалога, решает быстро обойти его и ещё быстрее рвануть подальше от этой странности, при виде которой его, аж, бросило в озноб.

– Ещё зонтом прикрылся. – Всё же не выдерживает и, достигнув безопасного расстояния, шлёт свои проклятия в спину одинокому путнику этот заспинный правдоруб, наведя этого любителя ненастья на свою новую мысль.

– Человеческая судьба, это лотерея или всё же предначертанность? Хотя, возможно, и то, и то, имеет своё приложное место. – На одно мгновение остановился задетый этим спинным замечанием, носитель этого чёрного зонта и такого же комплекта одежды, включающего в себя чёрный костюм и перчатки, которые служили прикрытием не его рук от окружающего мира, а наоборот, самого мира от этих ледяных рук. А какими они ещё могут быть, когда ненастье его души, источало только ледяной холод.

– Вот оно, как бывает. – Усмехнулся человек с зонтом, решив посмотреть на эту естественность, которая вдруг посмела!.. – Интересно, а что он… – Не успел додумать человек с зонтом, как стук каблучков, своим лёгким отзвуком, перебил всё его желание, не только интересоваться этим посмевшим, но и даже оглядываться в сторону несущегося в его сторону звука каблуков. Ведь в них очень ясно отстукивалась безоглядочные требования к каждому, осмелившемуся посмотреть на него лицу. И лишь после того, как носительница каблуков, сравнялась с одиноким путником, он сумел разглядеть её.

И как к удивлению стоящего на месте одинокого прохожего оказалось, то и эта проходящая мимо него дама, тоже была вооружена зонтом, к которому у неё, как и у него, была такая же глазная предубеждённость.